Продолжение

Я родилась, и поскольку мама моя была все так же занята на работе, (а иначе по-моему тогда и нельзя было, все равно в 3 месяца декретный отпуск кончался), отправили меня в ясли. Да не в простые, а в круглосуточные. Нет, я там не жила всю неделю, но частенько оставалась ночевать, и на все лето нас вывозили на дачу. Поскольку в сознательную жизнь я вошла уже "живя" в яслях, то и не комплексовала и не переживала особенно по этому поводу. Конечно, радостно было, когда тебя забирали домой -- мама ли, бабушка ли, или подвыпивший дядюшка Вениамин на мотоцикле.
Вообще они потом сваливали все дпуг на друга: мама говорила: "Я же была в командировке, кто им запрещал забирать тебя на ночь из садика домой?!" А бабушка говорила, что мама не разрешала брать меня домой, когда ее не было, но иногда она этот запрет нарушала. На самом деле мне не было от этого плохо -- во всяком случае настолько, чтобы я это осознавала. А подсознание выдавало иногда такие кошмарики, которые и психологом быть не обязательно, чтобы разгадать. Например, что мы детсадом приезжаем на дачу, и я вижу, что ни у кого из детей нет лиц -- и у меня тоже, просто плоское место без глаз, носа и рта. Это было страшно! Слава Богу никто из нас ( я надеюсь) не потерял своей индивидуальности все же.
Могу сказать, что моя сестра переживала все это гораздо сильнее -- мамину занятость и мое рождение. Ей было 5 лет, и как мама говорила, она поднимала ее утром, умывала, одевала, садила на горшок и так далее, но когда я родилась, это была такая разница между пятилетним ребенком и новорожденным, что мама невольно допустила одну из самых распространенных ошибок -- быстренько перевела Таню в "большие и самостоятельные". Для нее это был удар... По-моему, она так и не простила мне мое появление

А я не страдала и в детском саду. Потому что у меня там был ДРУГ. Я не знаю, в каком возрасте мы привязались друг к другу, потому что с того момента, как я себя могу вспомить, он уже был в моей жизни. Звали его Виталик. Это был просто маленький принц, такой драгоценный камешек. Но тогда я этого не знала, это был просто Виталик, МОЙ ДРУГ ВИТАЛИК СОКУР.

Мы играли вместе, мы спали, сдвинув раскладушки, вместе. Надо отдать должное воспитателям -- никто никогда не омрачил нашу дружбу какими-нибудь неуместными шутками. Одна, правда, помню, была дура-дурой. Не из нашей группы, она просто замещала кого-то один день, и я этот день запомнила на всю жизнь.
Не знаю, направлена эта акция была именно на наши с Виталиком отношения, или вообще из принципа, но эта дама взяла мел, провела черту от стены к стене, разделив группу на две половины, и сказала, что "На одной половине играют только девочки, на другой -- только мальчики. Мальчики играют машинками, девочки -- куклами." Сама села посередине и бдительно смотрела по сторонам. И запомнился мне этот день тем, что мы с Виталиком ходили вдоль этой черты взад-вперед, с разных ее сторон, поглядывая друг на друга, но не решаясь заговорить. Так весь день и ходили... Потому что не хотела я играть в куклы с девочками, а он не хотел катать машинки с мальчиками. Мы оба умели читать, и мы любили разговаривать про книжки, или выдумывать свои истории и рассказывать их друг другу, а игрушки, с которыми мы играли -- мягкие зверята.Хорошо, что эта воспитательница работала у нас в группе только один день.
Помню из совсем уж раннего, еще раньше этой истории с делением на мальчиков и девочек, как летом на даче "описелась до ушей", так это у нас называлось, когда подушка мокрая была. Почему-то многие писелись ночами, и именно "до ушей", наверное, все же стрессы разлуки с родителями играли свою роль. Понятно, что воспитателям и нянечкам это очень не нравилось, особенно потому, что подушки сушить надо было. И вот помню, как заставили меня подушку тащить на балкончик, на солнышко, сушиться. Подушка чуть ли не больше меня была. Я ее за уголок тяну, плачу, -- наругали, и стыдно, и тяжело. Вдруг тащить легче стало, я оглянулась, а это Виталик за другой уголок взял и помогает нести...

Он был вторым сыном в семье, и младшая сестренка у него была. Мама его была очень красивая тогда, да и все трое детей были лапочки и умнички. Виталик лучше всех в группе рисовал, лепил, строил, читать умели только он и я. Он был очень веселый, знал много детских анекдотов, и даже какой-нибудь не очень приличный по детским понятиям, мог рассказать так ласково как-то, что никто не краснел.

После старшей группы я впервые не поехала на дачу с детсадом, а поехала с сестрой в пионерский лагерь. Провела там два сезона (третьего не было), месяц в садике был ремонт, скучала безумно, рвалась в садик и когда пришла, первый вопрос в раздевалке у меня был к воспитательнице, которая нас встречала: "А Виталик уже пришел?" Она как-то растерялась даже, видно было, что расстроилась, и ответила мне : "Ой... Женя... А Виталик в школу пошел..." У меня будто мир рухнул в эту минуту. Такого острого ощущения одиночества я еще не испытывала никогда.
Не знаю, как бы я пережила этот год в детсаду, на мое счастье в группу пришла новенькая девочка, тоже заядлая выдумщица, это меня и спасло. С ней мы соревновались "кто больше наврет"
Но первое место в моем сердце принадлежало моему другу, и я никогда не забывала его. Когда спрашивали, с кем я дружу, я отвечала -- с Виталиком.

Годы спустя его мама рассказывала мне историю, как он попал в школу. В августе того года ему только-только исполнилось 6 лет. Садик у нас был круглосуточный, а старший брат его ходил в школу-интернат, так удобно было их маме. Хоть отец и был у них, но что-то там не ладилось, и троих детей ей, как почти многодетной ( по советским меркам -- нет) помогли устроить в "учреждения с круглосуточным пребыванием". И вот поехала она отвозить в школу старшего сына Вадика, Виталика взяла с собой. В школе навтречу им буквально выбежал директор, он принялся расхваливать Владика и его успехи, Виталик стоял рядом, директор спросил: "Этот сын у вас такой же умный?" Потом он пригласил Виталика к себе в кабинет, поговорил с ним о чем-то, потом вышел и сказал, что мальчик к школе готов и если мама не против, он может прямо сейчас и остаться. Мама была только рада. Правда, когда она вернулась домай, Жанна, младшая сестренка, сказала ей так укоризненно и дрожащим голосом: "Мама, как ты могла оставить его там? Он же ма-аленький!" И заплакала. Они все очень любили друг друга, и особенно любили маму.
А как я нашла его снова, и как сложилась их жизнь, я расскажу, когда время придет!